Песенка трубадура

Столь бурная реакции на, довольно тривиальный по сути, диалог Шевчука vs. Путина вызывает удивление. В нашей стране с определенного времени, во многом под самодовлеющим влиянием романтической традиции, о которой я писал в статье про Бродского, сложилось совершенно неадекватное представление, что если есть в мире какие-то интеллектуальные авторитеты, то это, прежде всего, актеры и певцы.

В значительной степени это, конечно, связано с массовой культурой, в которой любой шоу-бизнес остается последним проводником хоть каких-то неутилитарных смыслов, но на самом деле это полное извращение.

Если человек читает Библию и Канта, то никакой Шевчук для него не авторитетВот почему я всегда был достаточно равнодушен к нашему року — потому что его «мэтры» претендовали на выражение каких-то философских смыслов и ценностей, в то время как любая их песенка, любое интервью с ними, а ещё более их поступки свидетельствовали о том, что ни в каких смыслах и ценностях они, по большому счету, не разбираются, а лишь нагоняют на себя дешевый шарм и руководствуются только одним принципом — «ради красного словца не пожалеть ни матери, ни отца».

Если человек читает Библию и Канта, то никакой Шевчук для него никогда не будет никаким авторитетом, и только потребность в эмоциональной заведенности, свойственная, в основном, подросткам и внутренне пустым людям, может заставить его на полном серьезе выяснять вопрос — «что же он имел в виду в этих своих строках?!» — Ничего он не имел в виду, просто так слова красиво сложились и этого для него достаточно.

Разве весна, лето и зима
не могут быть «вечно правы»?Возьмем стихи из самой прекрасной песни Шевчука «Что такое осень»:

«Что такое осень - это небо» и «Осень вечно права».

Здесь на место слова «осень» можно поставить любое другое время года. Разве весна, лето и зима — это не «небо»? Тоже небо. Разве весна, лето и зима не могут быть «вечно правы»? Тоже могут. Только вот в чем? Задумываться над этим вопросом нет никакого смысла, потому что никакого смысла в эти слова и не вкладывалось. Просто получилась красивая песенка про осень, а в другом случае весна была бы и «небом», и «вечно права».

Искусство передает состояния, а не смыслы, а состояния у всех разные и не могут быть основанием для смыслов. Поэтому обращать серьезное внимание на то, что певец Шевчук спросил у премьер-министра Путина, можно только в том случае, если мы абсолютно уверены в том, что у Шевчука есть какая-то продуманная и ответственная общественная позиция, которая может иметь значение для России. Напомню, что в его случае это позиция человека, который в самые трудные для нашего государства моменты вел себя весьма однозначно — в момент «оранжевой революции — 2004» выступал на Майдане, а в августе-2008 изображал из себя пацифиста.

Вопрос, который Шевчук задал Путину про «тысячелетнее сословное государство» и милиционеров — абсолютно популистский. То есть это вопрос, который не предполагает серьезного ответа и всегда принесет его автору дивиденты в глазах неразумной толпы.

Искусство передает состояния, а не смыслыЧто должен был сделать Путин «в идеале» на вопрос Шевчука? Принять меры об отставке всего МВД или тех конкретных милиционеров, которых он имел в виду? Нет, и Шевчук это прекрасно понимал, но тогда что? Если такие заявления чего-то и добиваются, так это полной дискредитации и забалтывания темы «либерализации и демократизации», которых он так требовал, — так, чтобы сами эти понятия звучали отныне также наивно и бессмысленно, как с некоторых пор «гласность и перестройка». Но самое трагикомичное в этом требовании то, что его произносит человек, само существование которого в не-либеральной стране было бы просто невозможно.

Точно также всевозможные интеллигенты слева и справа до 1917 года упрекали власть Николая II в кровавой тирании и жаждали его свержения, а потом на берегах Сены вспоминали об этой «тирании» как о лучших годах жизни, если ещё успевали добраться до этих берегов.

Я понимаю, что Шевчук — это гонимый, лишенный всех прав, прошедший ссылки и тюрьмы замалчиваемый диссидент, которому страшно не хватает «либерализации и демократизации», и которого на каждом углу обирают жандармы, но все-таки было бы правильнее, если бы наша «тысячелетняя монархия» прислушивалась не к шутам и трубадурам, а к ученым, философам и богословам, то есть к людям, для которых задавать вопросы и отвечать на них — это профессия, а не развлечение.