Русский по рождению
Автор: Егор Холмогоров в чт, 19/05/2016 - 21:27.![[]](/files/miasoedov.jpg "Русский по рождению")
В дискуссиях о русском национализме часто встречается утверждение, что существует два национализма — гражданский и этнический.
Этнический — это «позапрошлый век», когда верили в естественное происхождение наций, в то, что представителем той или иной нации надо родиться. Все сейчас неактуально. Ни в чем подобном нас не подозревайте.
Мы — гражданские националисты, мы за объединение всех в России на основе единого языка, культуры и самосознания. Мы отлично знаем, что все нации в истории были сконструированы, причем некоторые довольно поздно, но ведь согласитесь, что русские — великая нация, и раз уж она исторически сконструирована, то должна существовать и развиваться, иметь политические права и интегрировать другие живущие в России народы в единое политическое целое. Мы не будем копаться в процентах крови, носиться с кокошниками и балалайками. Русский — это язык, самосознание, культура, определенный тип поведения. И общности, объединенной этими признаками, должны принадлежать определенные политические права, прежде всего право на ответственность государства перед нацией.
Аргументы в пользу гражданского национализма собраны в замечательной книге Михаила Ремизова — моего друга и умнейшего политолога и философа — «Русские и государство». В ней он критикует советскую власть, в частности за то, что она слишком «биологизировала» понятие русского народа и столкнула представление о его культуре на уровень примитивной этнографической крестьянской культуры, в то время как русская культура — это Чайковский, а не балалайка.
Я позволю себе все-таки сказать пару слов в защиту этнического национализма — позиции, не популярной у интеллектуалов, рискованной в отношении власти, но для меня лично определяемой тем самым самосознанием, которое лежит в основе нации. Не буду же я врать, что меня сделали русским советский букварь и «Щелкунчик», если таковым меня сделали рождение, русская печь в избе и сказка «Пойди туда, не знаю куда» (не без участия, впрочем, «Конька-Горбунка» и «Золотой рыбки»).
Этнос — явление биосоциальное и, простите за тавтологию, этнографическое. Историческое развитие делает этнос, который стал субъектом большой истории и сформировал собственную государственность, — нацией. Однако, чтобы быть нацией, нужно быть и оставаться этносом в этнографическом смысле. А если нация сконструирована (так, конечно, бывает в меньшинстве случаев, но бывает), то ей придется таким этносом стать.
Связано это с тем, что этнос — сообщество, объединенное интуитивной человеческой солидарностью и существующее именно ради этой солидарности. Любой, даже самый выдающийся человек сам по себе ничтожен: он слаб даже по сравнению с большинством крупных животных, не говоря уже о стихиях, он глуповат по сравнению с масштабом стоящих перед ним задач. Чтобы чего-то в жизни добиться, нам нужна поддержка довольно большого количества людей, начиная от родителей, которые нас выкормят, и учителей, которые дадут нам немного ума, и заканчивая тысячами людей, с которыми нам придется взаимодействовать в течение жизни.
Всех значимых жизненных результатов, компенсирующих исходное наше ничтожество, мы достигаем в содружестве с другими людьми, причем не только живыми, но и мертвыми, так как мы окружены продуктами такой же совместной деятельности десятков предыдущих поколений, которые на 90%, если не более определяют наше собственное бытие.
И, разумеется, чтобы что-то делать и чего-то достигать, нам и окружающим нас людям нужно такое важное свойство, как солидарность, то есть готовность действовать вместе, желание действовать вместе, общий язык, схожесть реакции на возникающие трудности, исключающая ситуацию «кто в лес, кто по дрова». Должна существовать преемственность поколений, так чтобы не сложилось ситуации, когда отцы селятся на одном месте, строят дом, а дети дом сносят и переселяются на другое место, тем самым обнуляя все усилия отцов.
А главное, что нужно для того, чтобы человек стал человеком, — большая глубина взаимопонимания и высокая скорость взаимодействия. Мы не должны часами, днями, годами, договариваться о простых совместных действиях и выбирать, подходят нам контрагенты или нет. Большинство схем солидарности и взаимопомощи должно формироваться быстро и интуитивно, взаимопонимание должно быть естественным, как воздух.
Этносы, народы и есть такие сообщества, в которых взаимопонимание и солидарность являются не договорными, а интуитивными, вытекающими из подразумеваемого чувства родства, общности языка, единства видения ситуации, формируемого общей культурой, и сходства реакции, вытекающего из общности национальной психологии. Разумеется, этнос — это не множество одинаковых, как под копирку, индивидов, ведущих себя, как роботы. Это довольно сложная система личностей и сообществ, которые могут иметь противоречащие интересы и намерения, могут даже бороться, но, не сговариваясь, и зачастую без слов понимают друг друга.
Например, если группа русских колонистов окажется на новой планете, похожей на Землю, то, отыскивая место для поселения, она без всяких споров разместится на берегу реки, желательно на высоком берегу, на мысу, при слиянии с притоком. И крайне маловероятно, что она поселится на водоразделе, если ее не вынудит к этому земельный голод. Этническая культура — это не балалайка, матрешка, пуховый платок и танец вприсядку (хотя они тоже, разумеется, являются частью такой культуры), а именно сотни и тысячи таких поведенческих предустановок, которые и задают адаптацию общности к среде и алгоритмы совместного действия.
Этнос — это фабрика, которая безостановочно вырабатывает людей, являющихся носителями такой культуры, и которая «втемяшивает» в человека эти установки с момента его рождения. Разумеется, обычно родители не говорят детям в первую минуту после рождения, что они русские (хотя оба моих ребенка от меня услышали первым именно это). Но уже с первых секунд после рождения через практику ухода, через систему запретов и разрешений, через пеленание, питание, колыбельные, через привычные элементы обстановки закладывается этническая культура и система распознавания свой — чужой. И закладывается ощущение той этнической дистанции, с помощью которой мы кого-то опознаем как более, а кого-то как менее своего.
Именно этот опыт непрерывного всасывания культуры и поведенческих моделей мы и разумеем, когда говорим, что рождение в русской семье — наиболее естественный и статистически распространенный путь, чтобы быть русским. Рождение и воспитание в русской семье, среди «этнографически» русского окружения позволяет усвоить максимальный объем культурной информации бессознательно, так же, как бессознательно усваивается грамматика языка. Иногда эта информация шифруется совершенно удивительно. Я всю жизнь интересовался таким феноменом русской истории, как Засечная черта. Но только в 35 лет узнал, что деревня Рычонки, в которой меня крестили и от которой отпочковалась деревня, где родилась моя мама, входила в XVI–XVII веках в зону обеспечения Козельского участка Засечной черты. Чувство сопричастности было усвоено где-то на досознательном уровне, а потом повлияло на сознание.
Имеет ли при усвоении этничности значение «вопрос крови», а не только вопрос «воспитания с первой минуты»? Никакого «этнического генома», который бы биологически программировал основные особенности адаптации и культуры этноса, не существует. Не существует и генетически однородных крупных этносов.
Например, половина русских имеет y-хромосомную гаплогруппу R1a, часто ассоциируемую с древними восточными индоевропейцами (чтобы никого не дразнить, не буду употреблять слово «арии»). Еще 20% русских, прежде всего на севере, носители гаплогруппы N1c, которую можно с долей условности считать «финно-угорской», хотя на деле среди ее носителей и литовцы с латышами, и династия Рюриковичей, и автор этих строк.
Значит ли это, что есть «два» русских этноса — этнос R и этнос N? Нет, не значит, как не значит и того, что киргизы, среди которых гаплогруппа R1a еще более распространена, чем среди русских, являются русскими и более близки к обладателям группы R, чем русские обладатели группы N. С помощью геногеографии мы можем узнать об исторических передвижениях народов, о том, как те или иные этносы вливались в другие, изменяли свою внешность и язык, так что напоминанием об их прежнем родстве служат только хромосомы. Но о национальном характере мы из генетических карт не узнаем ничего, хотя, конечно, найдутся параученые, которые будут выдумывать подобные связи, высасывая их из пальца.
Значит ли это, что само биологическое рождение, без воспитания вообще не имеет для этноса значения? Если бы это было так, не было бы ничего проще, чем собирать со всего света «маугли» и воспитывать их как русских. Но на деле, конечно, определенное ощущение антропологической общности внешности, эффект сглаживания разницы в темпераменте и иных генетически задаваемых характеристик человеческого поведения — все это имеет значение. Поморы и терские казаки, будучи группами русского этноса, могут сильно различаться, но переход между ними с севера на юг совершенно плавный. Изучая соседние группы, сохранившие традиционный образ жизни, вы просто не сумеете его уловить. Дистанция Запад — Восток выражена для русского этноса еще меньше, поскольку колонизационный поток в широтном направлении был сравнительно недавним. В русском этносе не было никогда такого резкого языкового, психологического и поведенческого противопоставления, как противопоставление северян и окситанцев в составе французского этноса.
«Биология» влияет на то, что в целом мы, русские, похожи, а границы между соседними русскими группами и говорами едва уловимы и плавны, без резких переходов. Этническая культура же предопределяет то, что взятые с разных концов России русские, помещенные в одно сообщество, находят общий язык за секунды.
Егор Холмогоров, публицист
опубликовано на сайте "Русская планета"