Тезисы о будущем
Автор: Егор Холмогоров в пт, 08/04/2011 - 22:46.![Тезисы о будущем []](/files/ribakit_02.jpg)
Наш разговор о будущем с Александром Неклессой получился чуть скачущим с темы на тему, а, кроме того, содержащим ряд умолчаний возникиших по тем или иным причинам.
Постораюсь изложить свою позицию о будущем России и мира тезисно, связно и количество умолчаний сильно сократив.
1. Уже очевидно, что наш мир входит в зону повышенной турбулентности. "Золотое шестидесятилетие", купленное победой во Второй мировой войне, закончилось уже не только для уничтоженного СССР, но и для восторжествовавшего Запада, а заодно и для всего остального мира. Мы вступаем в период глобальной аномии - экономическое и геополитической нестабильности, социальных и природных каткализмов, войн, мятежевойны.
Интересной чертой является архаизация военных техник, связанная с тем, что военный прогресс (единственный реально существующий в истории прогресс - возрастание количества людей, которое можно убить безопасно для себя) достиг пороговых значений. В этой связи развиваются в военной реальности (а вскоре будут развиваться и в социальной) подпороговые явления, когда чтобы противостоять высокоточной аэрократической агрессии гораздо удобней будет иметь архаичную по структуре и оснащению армию, а не армию образца второй половины XX века. То же скоро будет относиться и к социальным отношениям - более архаичные структуры будут гораздо более резистентны к постпостмодерному социуму, чем модерные структуры.
Увы, сегодня модерн практически везде и во всем становится архаикой (вспомним тут кстати Дугина, очень удачно введшегго понятие археомодерна как деструктивного сцепления архаических и модерных черт). Если ты не можешь перескочить через "постиндустриальный барьер" (а у меня нет уверенности в том, что перескочить его сможет даже тот же Запад), то для выживания выгодней архаизироваться, нежели модернизироваться.
2. На сегодняшний момент в этом испытывающем турбулентность мире единственной гарантией существования России как самобытной цивилизации, как особого мира, не сводимого ни к Западу, ни к Востоку, является ядерное оружие. Отсюда идея "атомного православия" - если мы хотим сохранить свою цивилизационную самостоятельность, то нам нужна абсолютная военно-техническая гарантия.
Это ПОКА гарантия, но гарантия ПОКА единственная.
Если мы представим, что завтра, как по мановению волшебной палочки, русское ядерное оружие исчезло, то Россия и русские будут уничтожены в несколько лет. Мы растворимся либо в других народах, либо в почве, в которую зароют наши трупы (если конечно хоть будет кому их зарывать). То время, которое у нас еще есть, стремительно сокращающееся время в течение которого наше ядерное оружие еще будет гарантией нашего цивилизационного суверенитета, нам нужно использовать для выстраивания идентичности, которая способна будет содействовать нашему сопротивлению поглощению русских и русского мира даже в условиях отсутствия абсолютной военной гарантии.
Для этого русским надо стать самими собой. Пока мы самими собой не являемся - мы отчуждены от своей государственности (у русских нет своего национального государства), от контроля над своими природными ресурсами и индустриальной базой, от собственной культурной идентичности и религиозного мировоззрения. Мы отчуждены даже от собственной бытовой культуры. В сообществе постмодернистских народов мы представляем собой анекдот, - в условиях стилистического многоообразия и тяги к этническим вариациям, только русские продолжают ходить в американской одежде полувековой давности, покупать вещи в стиле конструктивистского культурного унисекса и ориентироваться как на стандарт роскоши на западные каталоги "Только для бедных и лишенных вкуса".
Сегодня мы лишены своего культурного, цивилизационного, политического Я. Мы похожи на больного с нулевым иммунитетом, котрого кое-как еще защищает старенькая барокамера. Но скоро она обесточится и он сразу же умрет. Завтра, если ядерный барьер между нами и смертью рухнет, мы не найдем других источников для продолжения своей жизни. Поэтому главный вопрос нашего выживания - отстроить себя.
3. Эта самоотстройка будет проходить в условиях глубочайшего системного кризиса России. Вместе с миром в историческую турбулентность входит и наша страна. Сегодня очевидно, что какими бы ни были результаты 2012, то разница между различными сценариями состоит в том, что в одном случае обрыв будет резким и головокружительным, в другом - более плавным. Но в любом случае мы движемся к масштабному кризису России. Который подстегивается тем, что в последние два года наметился эффект "усталости от России" у огромного количества людей, всегда считавших страну своей и себя русскими и презиравших любую колбасную эмиграцию. Люди выселяются на Украину, в Белоруссию, куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Это психологический симптом настроения "Никого не жалко и ничего не исправишь". Во многих случаях - с ЖКХ, с Северным Кавказом и т.д. возможно пройдены точки невозврата. И перед нами порой встает уже не столько вопрос как избежать кораблекрушения и даже не вопрос как выжить в кораблекрушении, а вопрос - что будет после него. Речь, возможно, уже идет не о маневре по избежаниию кризиса, а о посткризисной пересборке.
4. Для меня совершенно очевидно, что единственной идеологией, которая способна будет задать эту посткризисную пересборку в более менее приемлемом формате является русский национализм. Идея национального государства русского народа и России как такого русского национального государства - единственная, которая заставляет пока людей реально двигаться и делать что-то за рамками антиэгоистических и антиинстинктивных моделей поведения. Любые другие стратегии и идеи - либеральные ли, неосоветские, техноутопические или какие еще остаются в категории wishful thinking - высказывания благих пожеланий о том, как тому или иному автору хотелось бы видеть идеальное устройство мира. В реальности русские в ближайшие десятилетия будут готовы драться либо за свое братство по крови, либо не будут драться ни за что. При том, что многое в идеях многих националистов нам может показаться узким, ограниченным, неприемлемым, недальновидным, несоответствующим нашим мечтаниям о будущем, тот, кто атакует русский национализм прекрасно должен сознавать, что тем самым он работает на перспективу, что русские не будут драться ни за что. Именно русский национализм является для нас спасательным кругом надежды в том, что даже в самых кризисных обстоятельствах будут предприняты попытки собирания посткризисной России в максимально широком формате (возможно на определенных участках даже шире нынешних границ РФ). Если удастся добиться "национальной демотивации" большинства граждан России под какими бы лозунгами эта демотивация не проводилась, существует серьезный шанс того, что как геополитическая реальность Русская Земля прекратит существование навсегда. Поведение того, кто атакует сегодня русский национализм, напоминает мне поведение того, кто на имеющем пробоину корабле уничтожает спасательные средства, заявляя, что так команда будет лучше бороться за живучесть корабля. Такой взгляд и наивен и подл.
Еще раз, никакой другой идеи, которая спасет существование России и русских, если ситуация в стране и мире (а ведь не все зависит от нашего желания внутри страны) выйдет за критические значения, кроме идеи русского национализма, просто не существует.
5. Способность России к кризисной устойчивости и русских к политической и социальной регенерации напрямую завязана на выработку сильной положительной идетичности. Эта идентичность может быть только до определенной степени архаичной, поскольку любая идентичность, основанная на постсоветских или даже постимперских обломках - это идентичность русских в рамках Западного мира. Идентичность, определенная через западный мир и его основные образы, техники и темы. В ходе идущего кризиса либо западная конструкция мира рухнет, либо она укрепится таким способом, что все западное в нашей картине мира будет использовано против нас, для нашего разрушения.
Поэтому нам необходим тот самый "неоархаический" маневр, о коором я так часто говорю и который упомянут в тезисе 1. Нереально, чтобы сегодня мы перегнали Запад в его соревновании по его правилам. Значит нам необходимо отстать от него на более существенное расстояние, чем сейчас. На то расстояние, при котором его орудия и техники, заточеные сегодня под разрушение и потрошение обществ "модерной" конструкции оказались просто неработающими с нами. Нам нужен русский неоархаический проект в культуре и самосознании, отказывающий западным культурным и социальным образцам в праве "санкционировать" нашу реальность. Именно поэтому нам нужна контрреволция не только и не столько против Ельцина или Ленина, сколько против Петра I. Против его культурной программы "расчеловечивания" русского образа человека и превращения европейца в стандарт "общечеловека". Разумеется это не означает архаической деградации нашей техносферы (напротив, угрозу такой деградации таит в себе наш модерн периода полраспада, а грозящий нам либеральный фашизм и вовсе обещает нам погружение в каменный век). Речь идет о культурно-психологическом самовосстановлении, восстановлении аутентично русских психологических доминант, русского строя жизни, русской народной и высокой культуры, гораздо меньше ориентированной на западного потребителя.
Нам нужна, повторю еще раз свой старый тезис, реставрация будущего. То есть восстановление того будущего, которое было утрачено, перечеркнуто на рубеже XVII века, и, в каком-то смысле, вторично перечеркнуто в ХХ, когда западническая струя в русской революции в итоге превозмогла и затоптала русскую народническую. При этом важно понимать, что если мы будем продолжать отказываться от этой архаизации как проектной задачи, то мы ее не избежим. Просто она будет задана невозможностью по иному выжить под западными бомбардировками, в условиях иноплеменных нашествий с гор и из пустынь, в условиях распада всей технологичной инфраструктуры - начиная от ЖКХ и заканчивая ЖЖ.
Если мы сами себя не заставим войти в средневековье, катастрофическое развитие вгонит нас в каменный век.
Так же, как если мы не будем драться за свою кровь, то у нас не будет никакой почвы.
Смыслократ
#1, 09/04/2011 - 14:53Отстать от Запада «на более существенное расстояние» – не более чем маневр в «соревновании по его правилам» (тезис 5-й), контр-утопия, волокущаяся вслед «wishful thinking – высказываниям благих пожеланий о том, как тому или иному автору хотелось бы видеть идеальное устройство мира» (тез.4). Но коль скоро наши исторические пути так настойчиво пересекаются, нам таки надо извлечь для себя свою "серьмягу", и для этого сосредоточиться на том узловом пункте, «где и модерн, и архаика ясны как парадигмы» (А.Дугин http://www.arcto.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=1472).
Отстать от Запада «на более существенное расстояние» – не более чем маневр в «соревновании по его правилам» (тезис 5-й), контр-утопия, волокущаяся вслед «wishful thinking – высказываниям благих пожеланий о том, как тому или иному автору хотелось бы видеть идеальное устройство мира» (тез.4). Но коль скоро наши исторические пути так настойчиво пересекаются, нам таки надо извлечь для себя свою "серьмягу", и для этого сосредоточиться на том узловом пункте, «где и модерн, и архаика ясны как парадигмы» (А.Дугин http://www.arcto.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=1472). Это парадигмальное вИдение высвечивает межполюсное напряжение «состояния потсмодерна» contra «консервативной революции», в котором протекают сложные процессы «коэкзистирования керигмы и структуры» (там же), где первая представляет собой выхолощенный "модернизацией" рационально-нормативный элемент традиционной культуры, а вторая – ее архаический фундамент разрушаемый "постмодернизацией". Итак.
1. Смысловой каркас и Архэ. Философия есть «эпоха схваченная в мысли» (Г.-В.-Ф.Гегель). Когда эпоха заканчивается, мысль либо заворожено парить среди обломков эпохи, конструируя/деконструируя из них калейдоскопические безделушки, либо беспомощно заклинает утерянную тотальность, и проклинает ее застрельщиков и похоронщиков, либо заставляет самого мыслящего отстроить себя таким образом, чтобы реконструировать обветшавший смысловой каркас проекта своего исторического бытия. И здесь, что касается тревожного предупреждения «если мы будем продолжать отказываться от этой архаизации как проектной задачи, то мы ее не избежим» (тез.5). Одним их элементов смыслового каркаса, соответственно, структурообразующим началом в связке «керигма–структура» является архэ. Будучи таковым, оно есть внутренний стержень нашей самости, стало быть архаизация «неизбежна», уже просто в том смысле, что от себя не убежишь, сколько бы ни был "революционно" стремителен этот бег. Однако можно ли тогда сделать архаизацию «проектной задачей»? Т.е. может ли быть предметом форсированного намерения само то, что задает глубинный импульс, который движет историческим проектом, пронизывает его магистралью, заставляя его мерами замедлять свой ход в эпохальной степенности, мерами срываться в революционный форсаж? Дело в следующем.
2. Традиция и Модерн: Pro et/vs Contra. Сегодня в позициях Традиции и Модерна, непримиримость которых по началу принимала форму ожесточенной полемики, а затем превратилась в «ритуал вежливого непонимания», произошли существенные изменения, и их «аргументация могла бы быть более эффективной», а именно, в виду того, что: «Герой нашего времени (позднего Модерна) разительно отличается от героя Просвещения, с которым и привыкли вести свой спор традиционалисты. <...> перед нами уже не самоуверенный рационалист, одержимый жаждой свободы и успеха и снисходительно пропускающий мимо ушей нравственные поучения клириков. А скорее, персонаж истории о "блудном сыне"» (М.Ремизов http://www.rus-obr.ru/ru-club/148). Действительно, модерная проектность, выдвинувшаяся в Новое время как отрицание Традиции, сегодня уже не должна однозначно рассматриваться как признак контр-традиционности Модерна, отсутствия в нем консервативных элементов. Со своей стороны, и консерватизм не всегда однозначно контр-проектен и антагонистичен Модерну. Об этом, например, свидетельствовало выдвижение фашистского и коммунистического социально-политических проектов, противопоставивших себя проекту либеральному, но проигравших ему в виду одного глубинного, метаисторического обстоятельства. Оба проекта стратегически нацеливались на Сверх-модерн.
3.1. СВЕРХ-МОДЕРН: История. Фашистская "версия", основывающаяся на как будто оптимистической идее «Сверхчеловека», заключала в себе, на самом деле, «идею самоубийства, причем сделанного не из отчаяния, но из-за осознания какой-то страшной силы внутри человека», каковая, будучи стеснена им, «стремится взорвать его». А значит, «сверх-» апеллировало в «фашистском сверх-модерне» к «подчеловеческим силам» (А.Елисеев http://www.apn.ru/publications/article1356.htm). Коммунистический Сверх-модерн, призван был претворить Имперский проект, соприкасаясь через «великого собирателя русских смыслов» Сталина с «мобилизационным империализмом» Петербургской эпохи и с «радикальной патриархальностью» эпохи Московской, в русле «национального и почвенного технофутуризма» (А.Елисеев http://www.rus-obr.ru/day-comment/5102). Именно этот диалектический синтез подразумевался тезисом предперестроечного "ускорения" в плане снятия пост-индустриального отрицания. Но постиндустриальный барьер преодолен не был, по причине поражения в информационной войне с либеральным проектом. Извлекая исторический урок в плане национального самоотстраивания и реконструкции проектно-смыслового каркаса своего исторического бытия, сегодня требуется "догнать" следующую возможность «реставрации будущего» (тез.5).
3.2. К идеологическому органону СВЕРХ-МОДЕРНА. Новый проект Сверх-модерна должен основываться на «триединстве "новый человек–новый гуманизм–история как сверхценность"» (С.Кургинян http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/09/825/21.html), которое «предполагает задействование <советской> коммунистической кладовой», причем, по существу, в консервативном ключе, – как «способ сохранить антропоса, сделав его способным перенести совершенно новые нагрузки. И сохранить у антропоса – "душу живую"». Такая полномасштабная идеологическая (=«керигматическая») реконструкция "базиса" (=«структуры») должна включать экстремум возможностей в виде полюсов идеального/анти-идеального, где, соответственно, Новому человеку ("новому", метаисторически – в христианском смысле, исторически – в смысле советского человека) противостоит фашистский Сврехчеловек; Неогуманизму – «ультраколониализм» (жесткий вариант идеи "золотого миллиарда", с «многоэтажным человечеством», напрочь лишенным "социальных лифтов"); Истории как Сверхценности – «ликвидационизм» (хаос, в котором «остатки раздавленного прессом антропоматериала завидуют всему, что непричастно антропосу»). Вся постперестроечная ситуация выглядит тогда следующим образом: тяготение к полюсу, который составляют в совокупности анти-идеалы, собственно, и создает альтернативу, в которой, под прикрытием "общечеловеческого", вытесняется ВСЕчеловеческое, в следствие чего "отрицание" получилось, скажем так, инверсионным (=квазидиалектическим), и "ускорение" не пошло по стратегическому пути, а было подчинено "игре на понижение". Т.о., задача нового идеологического органона проекта Сверх-модерн скрепить архаическое и со-временное измерения исторического проекта в мета-историческом единстве. Тем самым дать реализоваться той глубоко консервативной – УДЕРЖИВАЮЩЕЙ – энергии, которая позволяет «революционный держать шаг», и без которой содержание Традиции вырождается в пресловутый "опиум для народа", а идеи Модерна – в демагогические фетиши и симулякры. А значит, имея в виду сверх-модерный экстремум, учитывать то фундаментальное обстоятельство, что воля к смыслу, удерживающая со-мыслимость транс-исторического (архаического) актуально-исторического (со-временного) в мета-историческом единстве, имеет своего антагониста в виде нигилистической «воли к воле» (М.Хайдеггер), обрушивающей самое проектность «воли к власти» в бессобытийное ничто. Этот антагонизм дает о себе знать в социально-политической полемике, когда коса «керигмы» находит на камень «структуры», помимо прочего, препятствуя и тому, чтобы русский национализм действительно стал для нас «кругом надежды» (тез.4), или точнее, вошел в этот круг.
4.1. Коммуникация: разрыв и мера. Имеет место борьба, в широком смысле, консервативных vs. модернистских устремлений, причем, борьба ведется, прежде всего, не между субъектами социально-политических процессов, а внутри связки «керигма–структура», составляющей бытие каждого из них. Целью полемики, поэтому, отнюдь не должно быть утверждение одного из этих устремлений и подавление другого, т.к. это упрочивает РАЗРЫВ в этой связке. Хотя именно такая динамика, по необходимости, как правило, имеет место быть в политико-идеологической полемике, – тем не менее, если учитывать целокупность консервативных/модернистских «притязаний на значимость» (Ю.Хабермас), борьба эта должна вестись ради культурно-исторической идентичности народа, перед лицом вызовов конкретных исторических ситуаций. Восприимчивость к этим вызовам и соответствующая коммуникативная действенность интеракций будут зависеть от меры высвобождения каждым из коммуникантов «воли-иметь-совесть» (М.Хайдеггер), каковая и есть по существу Воля к Смыслу, ибо совесть есть «орган смысла» (В.Франкл). Полемический нерв полит.борьбы заключает в себе тяжбу по поводу смысла жизни как СОБСТВЕННОСТИ, на которой невозможно спекулировать, которую нельзя экспроприировать или приватизировать, сконструировать или деконструировать, но можно лишь вложить в проект социально-исторического развития или похерить в бессмысленном, резонерском препирательстве. Связка «керигма–структура» структурирована отношением СУБЪЕКТ–СМЫСЛ. Поэтому, субъектам социально-политической полемики требуется всякий раз проявлять Волю к Смыслу, чтобы определять меру своих консервативных/модернистских притязаний и преодолевать разрыв в «керигматическо-структурной» связке.
4.2. Коммуникация: Вера. Итак, истинность ИМЕЮ СКАЗАТЬ участников социально-политической коммуникации укоренена в подлинности ИМЕЮ БЫТЬ каждого из них. Что же делает совесть по настоящему чуткой, чтобы определять меру этой подлинности? Определять в ситуации, когда «нам некогда думать, мы озабочены выживанием. Но все же мы каким-то непостижимым образом понимаем, что никакие идеи не могут быть поставлены выше жизни, кроме тех, которые дают ей смысл» (Ф.Гиренок http://zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/10/888/72.html). Очевидно эта непостижимая способность заключается в Вере. Ибо именно в ней – первоисток постигающей энергии. Жертвенной энергии стремления к смыслу жизни в ее предельной полноте, определяющей действенность веры. Именно ДЕЙСТВЕННОСТЬ, а не просто "приверженности" чему-либо и убежденности в "существовании" чего-либо, которых недостаточно для того, чтобы отличить настоящую веру от суеверия, предрассудков, мракобесия и прочих попыток убежать от свободы БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ.
[ответить]