Одиссея. Рассвет колонизации

Вадим Цымбурский ушел из жизни тогда, когда большинство его предупреждений и предостережений, казалось, были не очень актуальны. Это была послемюнхенская Россия, находившаяся после августовской войны в Осетии на пике антизападнической и, в то же время, достаточно национально-эгоистичной политики.

Прошло всего два года и актуальность Цымбурского как никогда велика. Причем, увы, Цымбурского как пророка, как политической Кассандры, предостерегающей тех, кто любит сварганить шашлык из Бегемота, что "Китай до Урала - вот цена русского европеизма".

Наблюдение за российской внешней политикой, распластавшейся в истоме "перезагрузки", заставляет лишний раз горевать, что с нами больше нет человека, который подверг бы розовые мечты архитекторов нынешнего этапа нашей внутренней хаотизации самой ехидной, глубокой и беспощадной критике.

Цымбурского очень не хватает.

Было бы очень интересно, как бы он отреагировал сегодня на попытку имитативного воспроизводства "ахиезеровских циклов". Напомню, что в книге, которая сейчас перед нами (Вадим Цымбурский. Конъюнктуры земли и времени. М., Европа, 2011), Вадим Леонидович со всей решительностью говорит о том, что двойной ритм европеизированной России, которым и задавался пресловутый цикл из реформ и контрреформ, исчерпан, а потому и самого колебания русского маятника более не будет. Инетересно, как бы он прокомментировал насильственную, искусственную попытку воспроизведения этого цикла элитами вопреки отчаянному сопротивлению большинства - и народа, и образованного сословия.

Что перед нами? Последние судороги российской "реформации"? Или же её последний парад, попытка вместе с собой утопить и Россию как цивилизационный субъект?

Думаю, что ответ на этот вопрос тесно связан с судьбой того мертвого, который в логике самого Цымбурского, хватает живого, то есть Запада, хватающего Россию. Пока эта хватка не ослабнет, наша судьба не ясна. И здесь меня чрезвычайно интересует ответ на вопрос, который, несомненно, чрезвычайно занял бы и Вадима Леонидовича, будь он жив. Каков геополитический смысл операции Запда в Ливии. И каков политико-символический смысл операции, названной "Одиссея. Рассвет". Думаю, что Вадим Леонидович не поверил бы, как не верю и я, что это название действительно случайно, что в нем не заложено - сознательно или бессознательно - глубокой символики.

Как гомероведа Цымбурского, несомненно, заинтересовала бы эта символика и он дал бы блестящую её интерпретацию. Я не филолог-классик, не гомеровед, и не Цымбурский, а потому моя интерпретация не будет ни глубокой, не блестящей, но все-таки, думаю, стоит ее набросать.

Для начала напомню гомероведческую теорию самого Цымбурского, развитую им и в статьях и в великолепной монографии, совместной с Леонидом Александровичем Гиндиным "Гомер и история Восточного Средиземноморья" (М. 1996). Монографии, в которой, на мой взгляд, раз и навсегда и практически исчерпывающе (на уровне известных нам источников) разрешен вопрос об историчности описываемых в Илиаде и Одиссее событий Троянской войны.

Основной тезис Гиндина-Цымбурского состоит в том, что гомеровские поэмы о троянской войне имеют подлинную историческую основу и являются, в то же время, своеобразным историософским осмыслением заката микенской Греции. Авторы блестяще решают мнимое противоречие между предположением, что "троянский поход" был совершен на пике могущества златообильных Микен, и тем, что по археологическим данным Троя Приама была уничтожена завоевателями тогда, когда обозначился упадок Микен, терзаемых вторжениями варваров с севера.

Троянский поход был не свидетельством расцвета, а напротив - своеобразным антикризисным мероприятием уже получивших смертельный удар с севера ахейцев, говорят Цымбурский и Гиндин.

Поход на Трою был попыткой обрести новые силы и новую точку опоры для ахейцев на берегу Малой Азии. Но вместо этого лишь окончательно подорвал силы мужей ахейских и заставил их пуститься в бесконечные скитания и дерзкие пиратские предприятия "Народов моря", нападавших и на Египет, и на хеттское царство, рассеявшихся по всему средиземноморью. Для доказательства этой гипотезы авторы сплетают тончайшую нить сопоставлений древневосточных источнико, греческих преданий и гомеровских поэм.

Последние осмысляются Цымбурским как трагическая историософия. "Илиада" - это трагедия о саморазрушении героя, Ахилла. Сила рока выводит его на битву, в которой он должен победить и погибнуть, в то время как уклонившись от битвы он избежит и гибели. Не только победа Ахилла оборачивается его гибелью, но и победа ахейцев оборачивается их крахом. Зевс дает согласие на разрушение Трои только в обмен на обещание остальных богов не препятствовать разрушению ахейских городов. В пожаре Трои ахейцы видят и гибель своего мира. Этот мотив "отравленной победы", который является ключевым для "поэтики политики" Цымбурского (так оригинально сформулированной им в работе "Метаистория и теория трагедии"), воспринимается им как часть драмы саморазрушения героя.

Не надо, думаю, напоминать, что тема саморазрушения Запада и конфликта цивилизаций, террористических заговоров, осей зла и прочего как орудий саморазрушения была ключевой в интерпретации Цымбурским текущей мировой эпохи. Ту же тему - выраженную словами "Их бедой была победа, за ней открылась пустота" Вадим Леонидович так ценил и в "Колоколах истории" А.И. Фурсова.

Гомеровские ассоциации ливийского похода, включенные самими его организаторами, наталкивают нас на мысль об этом походе, в котором Ливия и Египет - это уже даже не Троя, а именно Ливия и Египет, как об очередном моменте этого саморазрушения.

Но все-таки почему "Одиссея" и почему "Рассвет"? Если приписать западным политикам понимание саморазрушительности геополитической игры последних десятилетий, то в этом указании на вторую гомеровскую поэму можно увидеть своеобразный оптимизм, надежду хитроумием избежать мучительного конца. Ведь "Одиссея" - это, с одной стороны, масштабное и горестное описание судьбы мужей ахейских после взятия Илиона, вся поэма пронизана темой воздаяния за ахейскую гордыню, святотатство и вызов богам. Но всему этому хаосу противостоит образ Одиссея (ассоциирование себя с хитроумным Улиссом вообще для Запада очень характерно), которому все же удается возвращение домой, прекращение его расхищения женихами (своеобразным образом которых могут представляться новые претенденты на мировое лидерство - страны БРИК) и расправа над ними. Одиссей, а вместе с ним и греческий мир, находят у Гомера свое инобытие в "рассеянии". Вместо имперских Микен, над которыми отныне и навсегда опускается вечная ночь, новой греческой судьбой становятся морские скитания по Средиземноморью. Это и есть греческий рассвет. "Одиссея" - это вообще поэма рассвета. "Розоперстая Эос" упоминается здесь в несколько раз чаще чем в "Илиаде".

Поэтому я бы рискнул реконструировать логику тех, кто дал подобное странно-оптимистическое название западному походу на Ливию, следующим образом. "Да. Крах империи Запада-Ахейцев неизбежен. Нынешняя завоевательная политика является ничем иным как блестящим и вместе с тем бедственным концом. Но заложенная Западом идея выживет в рассеянии. Вместо того, чтобы быть единственным обладателем и цитаделью "демократии", Запад рискнет распространить её по миру, рассеять на самых неподходящих для него каменистых и пустынных почвах. На смену имперской политике, подчиненной интересам западного центра, придет точечная самодостаточная колонизация, сопровождающаяся, в то же время, расправой над носителями альтернативы (убийство женихов). Подойдя к крушению в рамках сценария Ахилла-Агамемнона, Запад еще вполне готов выжить, опираясь на благосклонность богов, в сценарии Одиссея".

Для нас это тревожный сигнал. Ведь не только Ливия и Египет, но и Причерноморье, Кавказ, далекая "голова Европы" Скифия были зоной греческой колонизации. То есть Россия, которую, что совершенно очевидно, невозможно превратить в провинцию имперского Запада, вполне может оказаться еще одной пустыней для всеивания западных спор демократии, для колонизации старого, полисного типа.

И в этом смысле не может не тревожить сам ход мысли представителей российских элит, в котором сошлись такие, казалось бы, формальные противоположности, как Владимир Вольфович Жириновский и Дмитрий Анатольевич Медведев в абсурдном проекте водворения в России японского населения с целью "поднятия высокотехнологичных производств". Очевидно, что перед нами своеобразная пародия-инверсия на тему "гастабрайтеров" - высокотехнологическое население, которое приходит в нашу пустыню потому, что - это вполне себе подразумевается - антропологически и культурно превосходит аборигенов.

Полное спокойствие наших элит и сравнительное спокойствие общества при провозглашении этих колонизаторских и расистских идей говорит о том, что опасность появления на побережье нашего острова новых полисов, новых Ольвий и Херсонесов - цитаделей "демократии и цивилизации" - вполне ощутима. И не так уж принципиально, будут они заселены русско- англо- или японо- язычными гражданами. В любом случае - и происхождение, и отчуждение, и священная клятва будут отрывать их от окрестных варваров, как и варваров от них.

Редких же Анахарсисов будут убивать за совершение кажущихся туземцам страшными и омерзительными обрядов.

Материал подготовлен для круглого стола "Гуманитарный проект Вадима Цымбурского".